ГДЕ-ТО ВНУТРИ...


Кап… кап… Сырые неровности стен, укрытые мертвенным саваном плесени. кап… кап… Струится напитанная горечью влага. кап… кап… Монотонно дрожат маслянистые лужи, неторопливо пожирая углы. кап… кап…
И нет никого, кто придал бы этому значение. В тесной камере, за темной скрипучей дверью их трое. Стонут поленца, рассыпаясь в прах огнем крохотного очага. Плачет вода, истекая по каменным сводам. Но трое молчат. Ни слова не падет с их плотно сомкнутых губ. Ни звука не издаст их способное к речи горло. Трое молчат…
Нем кузнец, что, кидая поленца в огонь, веселит негасимое пламя. Его жесткий фартук, засаленный и местами прожженный, ритмично скрипит, вторя дыханию широкой груди. Закопчёные руки ловко постукивают массивных размеров кочергой, разгребая белесый пепел. тук-тук… тук-тук…
Нем палач, что, склонившись к безмолвному телу, флегматично вонзает ледяные иглы в обнаженную плоть. Черный кожаный плащ инквизитора веет морозной прохладой. Глаза его полны мрака, и холодные пальцы жестоко вершат свое дело…
На решетке, что повешена над очагом, молча бьется окровавленная жертва… Каждый миг инквизитор вонзает иглу. Каждый миг питает жаркое пламя кузнец. Каждый миг в огне таят и таят прозрачные иглы…
Лишь горькие слезы каменных стен педантично считают… кап… кап…
Так продолжается вечность…
– – –
…однажды легкий перезвон разрывает безмолвие.
Нарастая, перемешивается он с глухими ударами… это шаги: двое проходят во тьме, освещая путь язычком тусклого факела…
Один из них – ключник, хранитель покоя и хозяин этого места. Лицо его сокрыто капюшоном, тяжелая связка ключей мелодично звенит при ходьбе. Он ведет. Другой же – неизвестный, лишь зыбкая тень на границе призраков света… Они спускаются к темной двери, за которой свершается пытка.
Ключ уже торчит в замке, и рука тюремщика поворачивает его, отпирая замшелую дверь. Ее жалобный крик продлевает мгновения в вечность [сколько лет не открывалась она], когда неизвестный ступает внутрь и очаг разгорается ярче, прогоняя сумрак неведения…
На пороге стоит девушка: воздушное платье ласкает ее стройную фигуру, отблеск небесного пламени туманит глаза, прозревшие истину… ибо ОНА пришла.
Трое видят ее… Три одинаковых лица оборачиваются к ней…
Не смотри, пожалуйста… забудь… уходи… – в муках шепчет Душа.
Отчего же, проходи, присоединяйся, – хладно улыбается Разум.
Только Сердце настойчиво прибавляет жару, ускоряя свой ритм… тук-тук… тук-тук…
И тогда единоликий им ключник – ибо они суть один – спускает капюшон, и тьму наполняют Его слова:
Прости меня за то, что показал Тебе…


04.10.05.

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ



Пусть одиночество – злой рок,
Но это мой мир, где я – бог...


Темноту взорвал шелест ключей. Жестко огрызнулся потревоженный замок и в щель приоткрытой двери ввалился желтый свет коридора, глотая рваное тело перепуганного мрака вдоль стены маленькой пустынной прихожей. Переступив порог, человек в сером потертом пальто тихо закрыл за собой дверь.
Мгновение спустя щелкнул выключатель: кромешная тьма сменилась тусклым светом одинокой лампочки в замысловатом абажуре. Небольшое помещение молчаливо приветствовало своего хозяина, даже взъерошенный коврик, казалось, всем тельцем прильнул к грязным подошвам ботинок в безнадежной попытке выжать хоть капельку сочувствия. Человек безразлично шагнул дальше, бросив на тумбочку ключи и снятую шапку. Рядом к стене глухо приземлился ничем не приметный, так популярный среди молодежи черный рюкзак с крикливым названием известной рок-группы. На вешалке повисло старенькое пальто, ботинки заняли угол. Не удостоив их взглядом, хозяин прошел в кухню.
Он жил один, родители покинули этот бренный мир около пяти лет назад, выбрав легкий путь избавления – автокатастрофу. Фотоальбом и однокомнатная квартира стали их последними подарками сыну. Ни братьев, ни сестер… Пять лет в одиночестве медленно текла бесцветная жизнь ничем не приметного юноши: сначала институт, затем работа.
Ему нравилась школа, нравилось преподавать, нравилось это бесконечное повторение изо дня в день: «Здравствуйте. … Садитесь…», ежедневные подначки старшеклассников, незатейливый флирт старшеклассниц, громкие приветствия малышей и строгие взгляды учителей-«старожилов». Несомненно, устраивало его и то, что никто из них не пытался сблизиться, не «ломился в душу», не заводил доверительных бесед. Он был одинок и не желал большего…
Сегодня юноша вернулся домой заполночь. Как всегда прошел на кухню, зажег плиту, поставил чайник. Холодильник радостно вздрогнул от прикосновения знакомой руки, лампочка весело мигнула. Человек не заметил этого, взяв лишь то, что хотел – застывший с вечера бутерброд на мизерном блюдце. Размешав горячий кофе, быстро поел.
Иногда ему представлялось абсолютным благом жить в лабиринтах мегаполиса: отсутствие интереса о ближнем являло собой истинную добродетель, открывая безграничные возможности отдельно взятой личности…
В очередной раз пережевывая эту мысль, он шагнул в ванную, прихватив из прихожей с виду тяжелый рюкзак. Опытные руки легко вспороли застежку, изымая на свет плотно упакованный сверток. Пока на дне ванны заливался эмалированный таз, четыре пакета, предназначенные для сбора мусора, но служащие «оберткой», один за другим погрузились в ледяную воду, высвобождая жуткое содержимое. Наконец, окровавленные ладони убийцы вспухли полупрозрачным ворохом целлофана – сшитым по фигуре герметичным комбинезоном с уплотненными подошвами и просторным капюшоном.
Все утонуло в тазу.
Закрыв кран и добавив к потерявшей цвет жидкости немного стирального порошка, юноша направился в комнату. Предстояло закончить начатое. Вновь открылся рюкзак: на полку вернулся рулон прозрачного скотча, папка легла на стол. Последним оказался кожаный чехол, стянутый ремнем. Будучи развернутым на коврике в углу, с множеством кармашков и петелек, в которых ютились «орудия» – от пассатижей до скальпеля – этот безобидный предмет из арсенала какого-либо строителя явил собой крайне пугающее зрелище. Бросив опустевший рюкзак под кресло, хозяин позволил себе расслабиться.
Нет ничего лучше музыки… Повинуясь движению мыши, компьютер очнулся от продолжительной спячки, «продирая» циклопический глаз монитора и глухо ворча жесткими дисками. Секунду спустя его бормотание прервала какофония издали похожих на мелодию звуков…
Взгляд потянулся к полке: там, среди весьма разнообразных по содержанию видеокассет и книг стояла небольшая коробка. Задумчиво перебирая шелестящее содержимое, человек шагнул к стене.
Это длится ровно тысячу пятьсот тридцать шесть дней. Более четырех лет назад он убил свою первую жертву: Костик был неплохим парнем, для наркомана, конечно. А распятие получилось красиво, почти как в Библии. … Тысяча триста два дня – совсем еще невинная десятилетняя Женечка. Творение художника-сюрреалиста. Знайте, нельзя убивать маленьких девочек, даже на холсте. … Потом, для кого-то забавная сцена из мультсериала «Happy Tree Friends». Тысяча двадцать девять дней. Рука юноши дрогнула. Тогда пришлось тащить с собой дрель. Утюгом он пренебрег, ограничившись ударом кирпича. Что ж, Катюше было не до смеха. … Компьютерные игры, сколько жестокости несут они. Говорящее название «Кровь» плюс отличная задумка создателей. Ровно семьсот дней, как Алексей не понял: наша жизнь всего лишь игра. … Света. Милая, застенчивая медсестренка. Бедняжка, ее страдания окончились двести девяносто пять дней назад.
Каждый раз, выуживая из коробки очередную цифру, дабы прибавить к числу истекших дней еще один, юноша вспоминал их лица. В медленно склизком потоке воспоминаний проплывали они перед его мысленным взором: ни тени сожаления, всего лишь память, холодная, мертвая память.
Сегодня к ним присоединился Макс – откровенный болтун и весельчак, завсегдатай всевозможных тусовок. Жизнь для него была одним гигантским колесом, замкнутым кругом, который вмиг разорвал децидюймовый гвоздь, прямо в лоб, чуть выше переносицы. Все-таки читать полезно, хотя бы изредка.
Человек отставил коробку. Взяв распечатку с лотка принтера, канцелярской иглой закрепил лист напротив последней даты – один день. Хваленый сборник рассказов, якобы, в стиле horror. Тьфу, детские сказки и то страшнее. Надо бы отдать его кому-нибудь в вечное пользование. Или сжечь…
Бесцеремонно дернулась мышь, возвращая к жизни устало дремавший компьютер. Хозяин придвинул стул, до рассвета хватит времени, чтобы прочесть десяток-другой рифмованных строк. Заурчал дисковод, тщательно пережевывая загрузочный сектор флоппика. Редактор послушно сплюнул на экран жирный кусок текста…

Кажется, это было вчера… нет, отнюдь, прошло больше двух лет с тех пор, как они встретились. Помнится, тогда он сидел в компьютерном классе, набирая по просьбе завуча какой-то документ. Уроки давно кончились, легкий стук разорвал тишину. Она вежливо попросила разрешения войти: юная, довольно привлекательная особа, пожалуй, не отличимая в толпе сотен таких же «суррогатных творений современности», которые ценят лишь деньги, шмотки да красивую жизнь. На первый взгляд. Скоро он понял, насколько ошибся.
Ее просьба оказалась пустяшной. В течение часа они болтали ни о чем, изящно вплетая беседу в рабочий процесс, понимая друг друга с полуслова. Когда выпускная работа была готова, она предложила ему стихотворную дуэль. Опять же, ничего особенного, главное, закончить четверостишие и начать новое, для соперника.
Юноша улыбнулся. Что-то пошло не так, изначально общее произведение выросло в диалог двух влюбленных, одиночествах, живущих по краям земли, в извечной разлуке, в стремлении быть вместе:

– Во всем, что пишу не найдешь ты не капельки лжи,
Быть может, судьба мне дала испытанье такое…
За окнами вновь осень льет золотые дожди
И капли их стонут, по холоду окон стекая.
Мой взгляд утопает в разбитом грозою стекле,
Глаза озаряет сиянье глубокой печали…
И все потому лишь, что сердце в мерцающей мгле
Не видит прекрасно-любовные дали!
За правым плечом одиночество точит ножи.
За левым тоска расползается в липкие сети…
Душа моя плачет, как осенью льются дожди,
А разум мой слышит презренные речи,
И почему когда нет тебя рядом, скажи,
Я просто теряюсь, и очень смиренна…
– Под вечер
Когда воет ветер и стонут деревья от боли,
Я сквозь ураган и стекло пробиваюсь к тебе.
А он разрывает крыла и, вкусив моей призрачной крови,
Хохочет в лицо мне, плюясь льдом и снегом в ответ.
Но я прилечу, жди меня, обещаю…
Прошел ураган и гроза утихает вдали…

– Пройдет много время, утихнет желанье во мне,
Не стану я мучить себя ожиданьем,
Не будет душа трепетать, словно лебедь в огне,
Как прежде при каждом свиданье!!!

– Все то же, что было еще до грозы,
Все то же стекло, холодящее мертвенной скорбью.
За правым плечом – призрак нашей, но мертвой любви,
За левым – старушка в плаще, с фонарем и косою…

– А за окном так же плачут дожди
Пытаясь стереть все следы окровавленной раны
И через плечо крикну я любви: «Подожди!»
Сквозь сладкие слезы шепну ей: «Побудь еще с нами!!!»

– Дождь плачет по мне, на руке скользит тонкий стилет,
Взрывая фонтаны того, что, казалось, не будет.
Я, думалось, – призрак, но нет – обнаженный скелет,
Забудь обо мне, ведь любовь, не жалея, погубит
Меня и тебя…
– Я кричу смерти «НЕТ! НИКОГДА!»
Стекло разбиваю – пытаюсь лететь…
В никуда…
*

Она спешно попрощалась и ушла. Как будто тень проникла в зазеркалье, – чужой замкнутый мирок – и она испугалась, подойдя к зеркалу, увидеть там, в глубине, знакомое лицо…
Именно тогда его заинтересовало нечто, скрытое под внешней банальностью, ведь он знал многих стихотворцев, штампующих рифмы на лету. Щекочущее чувство, породившее циничный эксперимент с единственной целью, узнать, что будет дальше.
Приостанавливая ее у самой двери, окликнув по имени, он добавил:
– Пожалуйста, не надо краситься так сильно. Обилие «штукатурки» Вам не идет, – три дня спустя началась их безумная переписка, игра в кошки-мышки, которая длится по сей день.
Иногда они встречались, редко и мимолетно, продолжая общение с помощью дискетки, легко и непринужденно ведя затянувшуюся беседу. Пока однажды им не был сделан очередной логический вывод: так тщательно изучаемая от случая к случаю «подопытная» стала неотъемлемой частью его собственной жизни…
– Да, – нажав кнопку приема вызова на мобильнике, после секундного размышления сказал он. Глаза впитали зависший на экране дисплея, скрупулезно отобранный кадр, молниеносные пальцы приступили к созданию снимка, и губы растянулись в подобие удовлетворенной ухмылки.
– Здравствуйте… Нет, нет, что Вы, всегда рад Вас слышать… Да так, ничем. Устроил домашний киносеанс… – вырезанная с хирургическим изяществом картинка переместилась в окно графического редактора. – Где и когда?.. Хорошо… До встречи.
Принтер лениво хрюкнул, засасывая белоснежный лист. Доля секунды из фильма «Resident Evil», мимолетное видение, отпечатанное на бумаге, оно будет послушно ждать своего воплощения…

– Вам не стыдно? – минуло порядка двух часов после вежливого обмена приветствиями, и теперь они шли по берегу залитой лунным сиянием реки. – Все-таки Вы – учитель, я – ученица, у нас свидание…
– Мы оба прекрасно знаем, – взвешенно парировал он долгожданный укол. – Что Вы давно работаете, а я уже полгода как не преподаю. К тому же, – не сдержалось ехидство. – Это Вы меня пригласили.
Упоительное чувство, два паука в банке, абсолютно равные соперники кружат по стеклу, изучая друг друга. Игра в кошки-мышки? И кто жертва? Ее лицо посерьезнело, глаза устремились вдаль:
Когда-то один звездочет произнес:
«Звезда – это малое счастье».
Потом он ушел, и с собою унес…
– пронзительный взгляд обратился к нему:
– Продолжите.
– Вы хотите, чтобы я закончил четверостишие, хотя последняя строчка наверняка существует, – элементарно догадался он, улыбаясь в ответ, борьба забавляла. – Почему бы и нет…
Неловко зависло молчание. Углубившись в «плетение», но, так и не нащупав нужную нить, «паук» интуитивно ждал подсказки. Наконец, ее терпение лопнуло:
– Отдайте себя тому времени. Звездочеты всегда подвергались гонениям со стороны власти, – яркий луч спаял раздробленные мысли в единое целое: власть, преследование, костер…
– Повторите, пожалуйста, Ваше стихотворение.
Когда-то один звездочет произнес:
«Звезда – это малое счастье».
Потом он ушел, и с собою унес,
– изрекла она.
Надежду, сожженную властью, – убежденно закончил он.
Стекло дало трещину, стоило ему прикоснуться, и, смотря ей в глаза, он понял, насколько могут ошибаться два человека, запертые каждый в своем, якобы, собственном зазеркалье, по обе стороны одного и того же зеркала.
– Что-то не так?
– Вы слово в слово повторили мою строчку… – внутри нее бушевал ураган.
– Просто мы с Вами очень похожи, – прозвучал незамысловато правдивый ответ…

В следующую ночь погибла Света, ее жизнь прервал неприятно громкий хруст шейных позвонков. Аккуратно уложив остывающее тело на холодный бетон подземного гаража, убийца мгновенно исчез.
Тогда он тоже пришел домой под утро. Замочил комбинезон, разложил «инструмент». Отметил цифрами наступление дня. Сел за компьютер и включил музыку…

«Почему сегодня?! Почему не пять лет назад?!!» Упрямо соскребая распухшими глазами одну за другой буквы, опустошенный взгляд царапал окно монитора. Строки вязли бессильным криком нестерпимой боли, путаясь в извилинах мозга:

Не увядает красота,

Навеянная образами.
Живет святая доброта,
Сияет ясными глазами.
Ей хрупкость вечная дана,
В ней зависти и лжи – ни тени.
В делах, заботах, беготне
Покоя сонного не знает…
Как на натянутой струне,
Судьба всю жизнь в нее играет.
Последним хлебом одарит,
На помощь в первый миг приходит,
И свет космических мелодий
В глазах и в голосе сквозит.
Общенье с добротой, как школа,
Открывшая душе врата.
Но без наград, без ореола
Живет земная доброта.

Не увядает красота…
**

Он вскочил, опрокидывая стул. Затравленный зверь, получивший раскаяние… Пальцы в обхват черепа побелели, взгляд бешено метался по клетке слабо освещенной комнаты. Сквозь горячие слезы и помутненный рассудок пульсировало всепоглотившее желание – УБИТЬ: ее, себя, кого-нибудь!!!
Упокоение жадно поманило своей похотливой близостью, – наконец-то, обрести свободу от этого гадкого серого безразличного мира!.. – на грани рефлекса в дрожащей руке мягко блеснул скальпель, выписывая замысловатые фигуры по вздутым венам предплечья. «Я убивал… да, да…» Лицо человека исказила дьявольская гримаса, невнятный шепот упал до глухого бормотания…
«Нет!» Лезвие с размаха вспороло беззащитную стену лишь затем, чтобы улететь под кровать. «Нет… нет…» Опустошен и обессилен, хозяин уткнулся в детально оформленный «стенд», тот самый, на котором уютно разместились жуткие картинки, педантично воплощенные к жизни, – творение последних лет его существования.
Мокрая ладонь скользнула по окрашенному в черное ватману, цифрам, листам распечаток. Огонь всеразрушения медленно угасал, скапливаясь внутри ядовито-кислым привкусом близкой смерти. Пред взором хладнокровного убийцы стеной из праха подъялись давно умершие воспоминания. Извращенное воображение сыграло злую шутку: он шесть раз убивал ЕЕ! – ломая шею, отрезая ноги, забивая гвозди, высверливая глаза.
И навалился мрак…
Ночь напролет светлым бельмом в непроглядную темень пялилось одиноко слепое окно третьего этажа. Утром, вслед за шумом пробуждающихся улиц, оно моргнуло и погасло.
Юношу разбудил противный голос будильника; за шторами, в белесых лучах раннего солнца купался зародыш нового дня. Кажется, «вчера» не было: хозяин обыденно проигнорировал вещи, оставшись безучастным к их мольбам, умылся и позавтракал. Собирая рюкзак, он достал из-под кровати скальпель, после чего аккуратно вложил «инструмент» на место. Мимолетного касания клавиатуры хватило, дабы лоток принтера пополнился свежей распечаткой: изможденный демон из последних сил тянется к живому цветку, разрывая цепи, терзая собственную плоть, истекая кровью…

Этим же вечером снимок с изображением демона лежал на ее кровати. Беспорядку при свете тусклой настольной лампы запомнился лишь резкий щелчок закрываемой двери и постепенно удаляющийся звук шагов…
03.04.05.
* – в соавторстве: Маркиза, 20.11.03;
** – Маркиза, 3.09.04.

 

ЛЮДИЯ I (из цикла «Стекла»)
 


Моей любимой Fray

Могучие древа шептали… Ни ветра, ни птиц, ничего, что могло побеспокоить их не было здесь. Один шаг по узкой дорожке, и ты в другом мире, мире незыблемых грез, покоя и вечности…
Поэтому он и зашел сюда, на кладбище, сбежал от повседневной городской суеты, не зная, зачем… Ласковая дремота тотчас окутала серым плащом его сутулые плечи. Пройдя чуть вглубь, он присел на маленькую выщербленную скамеечку. Глубоко вздохнул.
Ему двадцать шесть и он устал… Накопленная годами, прогорклая усталость намертво сковала его сердце, подобно жажде крови иссушая внутренности…
Тьфу, что за чушь полезла в голову?.. Он тряхнул головой. Да, да, прелый запах листвы, запустение и затхлость… «оттенки серого»*, эх… застегнуть любимый ошейник, подвести глаза и губы… Как в старые-добрые… Мол, вот он я какой, а вы кругом – идиоты, ну разве не понятно?!
Но сейчас нет ни запустения, ни затхлости, а тем более гнильного смрада – лишь покой всепрощения меж оградок так часто забытых могил. К лицу прикоснулась улыбка: ведь каждый порой бывает маленьким и глупым, лепит из себя не понять что, жаждет самоутвердиться, в этой бешеной гонке напрочь забывая, кто он есть на самом деле… медленно убивая себя…
Зазудел телефон.
– Да, – уставший, бесцветный голос. – Нет, вернусь к пяти. Раньше не могу. Спокойно, что за проблема?..
Вот так непринужденно «внешний» мир потребовал свое. Иногда хотелось плакать, иногда – смеяться, иногда – умереть… Проклятый мир! Иногда хотелось кричать, кричать на небо до изнеможения, до боли в груди!..
Он встал: за несколько шагов ладонь коснулась шершавой кожи полувековой липы. Иссохшими фразами губы отдавали четкие распоряжения, глаза утонули в мутной, одной им ведомой дали…
Вместо прощания палец вдавил кнопку отмены. Бесполезно! все равно дождутся его, и вновь придется делать все самому… «Единственное, что ты можешь сейчас, это остаться здесь еще на пару минут, потянуть время» – как приговор екнуло сердце.
Вновь зазудел телефон…
Долю секунды, мгновение, одно лишь мгновение он ждал… на одно лишь мгновение обезумевший демон застыл посреди огненного моря, готовый движением пальцев разрушить очередной никчемный мирок!.. огонь пожирал изнутри, его плоть расползалась под безжалостным натиском ОДНОЙ НЕУТОЛИМОЙ ЯРОСТИ!! Один лишь миг, и он отшвырнет чертов телефон!..
«Наташа»…
Пламень угас. Обессилевший муж упал на скамейку.
– Да, моя хорошая, – о, как же он хотел, чтобы его голос звучал сейчас по-другому!..
– Что-то случилось, заечка? – не важно, зачем она позвонила. К черту все! сейчас ВАЖЕН лишь он! Он устал? Почему у него такой мертвый голос?!
– Ничего страшного, милая. Обычный рабочий день обычной рабочей недели… – тепло ее заботы пушистым котенком разлеглось внутри. Кажется, из-за тучи выползло солнце. – Очень по тебе соскучился. Люблю тебя…
Он широко улыбнулся, минуя решетки заупокойных ворот… не оглядываясь.
23.04.2007
* - Здесь: название палитры - Grayscale

 

ПРЕЛЮДИЯ (из цикла «Стекла»)

 


– Проснись… – шепот, мягкий и невесомый, шелковой нитью скользнул под грудину. – Проснись, милый…
Сердце испуганно дернулось, отбросив легкие на прутья их тесной клетушки. Мозг рефлекторно открыл глаза, молниеносно выстрелив в потолок нечто вроде взгляда, где тот благополучно и застрял, напрочь засев посреди белесого океана побелки, черт ее знает какой давности…
– Проснись, – теперь уже настойчиво потребовал голос.
Мозг беспокойно заворчал, нехотя приходя «в себя»: глубокий вдох, так… руки, ноги целы… голова на месте, так… глаза, уши, язык, вроде, все работает…
Я глубоко вдохнул, медленно закрыл глаза – все, я проснулся…
– Ну, наконец-то, – попытался выразить недовольство голос. Я глянул на часы – полтретьего – черт, лег полчаса назад! – Проснись, милый, есть разговор.
«Надо ж быть таким нахалом! Стоп. Нахал-кой – голос ведь женский. Да, приятный женский голос в полтретьего ночи, чудненько!..»
Одеяло – прочь, ноги упали на ковер. Тело болезненно потянулось, выгнувшись назад и широко расставив руки, дабы спустя пару секунд занять свое обычное вертикальное положение в структуре мироздания. «Ни грамма не выспался, черт…» – мозг все ворчал и ворчал без устали… Я медленно оделся, прошлепал на кухню, включил свет и газ, поставил чайник. Затем все также лениво прошлепал в ванную, плесканул пригоршню ледяной воды в лицо, утерся. И лишь потом, вернувшись на кухню и взяв с полки пару объемных кружек (а другие я, знаете ли, не признаю), сказал:
– Проходи сюда. Чай? Кофе? – себе я налил чая.
– Кофе, черный, если можно, – подала признаки жизни незнакомка, прошествовав к столу.
Ничего себе фигурка, длинные волнистые волосы приятно каштанового цвета, явно дорогое платье, и, как я успел заметить, не менее дорогой маникюр. Вот такие гости будят нас заполночь... Личико тоже ничего так, миловидненькое (правда, «штукатурки» многовато, ну да не мне решать… макияж, конечно, броский, но не очень). В общем, скажу честно, внешний вид ночной гостьи моментально выветрил у меня из головы всякие недовольства, так что первый глоток я сделал в совсем уже сносном расположении духа.
– Можно закурить? – вот так всегда: приятная внешность, приятный голос, и обязательно курит! Мда, надо же испортить впечатление?!
– Пожалуйста, – я подвинул ей пепельницу (очень полезно иметь у себя дома подобную штучку, а то, знаете, мало ли кто-то заявится в гости эдак часика в четыре утра…)
– Спасибо, – улыбнулась в ответ незнакомка. Над столом поплыл сладковатый дымок.
Помолчали, отхлебывая из кружек. Она изредка затягивалась.
– Прости, пожалуйста, – еще одна милая-премилая улыбка. – Не хотела тебя будить, но ты всю неделю на работе, уходишь рано, приходишь поздно, к тому же завтра… (изящно стряхнула пепел) сегодня суббота.
Я расслабился: чай методично долбил в черепную коробку, прогоняя остатки угрюмой усталости. (давай-ка выслушаем, дружок, причем внимательнейшим образом – кто попало наверняка не станет будить тебя только ради того, чтобы потом, в лучах рассвета, откармливать «лапшой»)
– Собственно, я редко встречаюсь с людьми вот так, с глазу на глаз, тем более во плоти… – она продолжала, но моя кружка опустела и, не перебивая ее, я встал. Налил новую. Сел. – Меня заинтересовало твое мышление, своеобразный угол, что ли, фантазий. Признаюсь, довольно забавные мыслишки посещают твою голову, весьма даже забавные.
Я терпеливо ждал, когда она подойдет таки к сути вопроса – на кой черт я ей, собственно, сдался, и что такое она может мне предложить? – и не ошибся, предложить она могла достаточно…
– Итак, я могу даровать тебе бессмертие, – она нарочно медленно затянулась, также медленно выпустила струю дыма к потолку, ни на миг не спуская с меня пронзительного, просто обжигающего взгляда своих карих глаз. Она ловила каждое мое движение, каждый вздох…
Я улыбнулся в ответ, глотнул чаю, откинулся на спинку стула, почему-то зевнул. Конечно, я мог бы бросить нечто глупое, вроде «А почему ты думаешь, что меня это интересует?» или, что еще хуже, «Это меня не интересует, до свидания». Однако я промолчал и начал разговор с уверенностью, что собеседнице обо мне известно гораздо больше, чем даже мне самому о себе известно или когда-нибудь известно будет:
– Допустим, – просто сказал я. – Мне известно, КТО Вы на самом деле. И для меня большая честь принимать Вас лично в своей скромной обители.
Девушка озорно стрельнула глазами, на лице ее расплылась довольная ухмылка. Она расхохоталась.
– Не понять, кто я, было бы, мягко выражаясь, бестактно с твоей стороны, – демон выглядел сейчас вполне удовлетворенным. – Прости, но появиться в истинном обличии или же пригласить к себе на чашку чая не мог, (она снова расхохоталась) ты-то мне нужен живой и здоровый!.. Но, позволь задать один-единственный вопрос, каким образом ты проверишь, что я это я, а не какой-то там мелкий демонишка, решивший разжиться нахалявку очередной простецкой душонкой, а?
Последние слова она буквально сплевывала на пол.
– По-простому, – я пожал плечами. – Надеюсь, что никто из низших не позволит себе наглость подписаться под Вашим именем…
Я встал, притащил из холодильника кой-чего съестного, подогрел себе завтрак. Он, а вернее сказать, она (напротив меня-то сидела женщина) внимательно за мной наблюдала, потягивая то явно остывший кофе, то почти догоревшую сигарету. Наконец, когда я позавтракал, моя собеседница решила, что пора бы продолжить разговор:
– Итак, я решил даровать тебе бессмертие, – вернулась она к теме своего визита.
– Неужели все настолько просто? – Дьявол, он, конечно, парень хороший, но, как говорится, не все так кажется… – Или мы говорим о том, что моему бессмертному духу надо бы поселиться в хорошем таком домишке, и греметь себе потихоньку цепями до скончания веков?..
– Категорически нет! – судя по огоньку в ее глазах, да той силе, с которой грохнула об стол так и не допитая кружка, под своими словами подразумевала она вещи достаточно серьезные. Я лишь развел руками. Однако собеседница моя слегка замялась. – Ну, не то, чтобы абсолютное бессмертие, понимаешь… В общем…
Слова потекли… Короче, если отбросить всякую там рекламную… хм,… шелуху (назовем ее так), то суть сводилась к тому, что мне дается «уникальная регенерационная способность», в результате чего убить меня практически не можно, только сильно-сильно покалечить, да и то на время, болеть мне, естественно, не получится, а жить осталось долго-долго.
– Итак, обговорим цену, – теперь настало мое время улыбаться, почти театральным жестом сложив руки на груди и слегка наклонив голову. Бизнес есть бизнес! Предложение меня заинтриговало, но поторговаться – дело принципа! К тому же, я пока что не расслышал, на кой, собственно, мне это сдалось…
– Отнюдь, твоя душа меня не интересует, – а глаза такие хитрые-хитрые… Она затушила окурок, залпом допила кофе. – Скажу по секрету, за все тяжкие тебя уже давно прописали ко мне, так что при оном раскладе – никакого спортивного интереса!
Чем дальше, тем смешнее и смешнее! Но на кой черт мне это надо-то?!
– Понимаешь ли, оплата, хм-м… заложена сразу. Дело в том, что поврежденный орган, скажем, печень, может быть восстановлен только живыми клетками идентичного органа, то есть… печени – она выдержала короткую паузу, дабы разжиться новой сигаретой, и продолжила. – Есть одно малюсенькое «но» (затяжка…): идентичный орган должен быть человеческим (…и очаровательная улыбка).
– А как же кости и зубы? они ведь, мягко говоря, плохо перевариваются, – беззаботно вставил я. – И еще. Отрежут мне какую-нибудь «конечность», значит, и я что, так и буду ходить с ней подмышкой?
На сей раз смех Дьявола длился долго-долго… Сквозь проступившие слезы она попросила налить ей еще кружечку кофе. Наконец, пробулькав (чуть ли не задыхаясь) пару глотков, хохот таки затонул.
– Во-первых, перед употреблением кости и зубы придется тебе размельчать. (затяжка) Во-вторых, восстановление касается конкретно утерянных частей и, следовательно, отрезанные тире оторванные тире отрубленные тире раздавленные (с улыбкой) «конечности» прирастут иже восстановятся сами без посторонней помощи, однако (лицо ее посерьезнело) с возможной потерей до двадцати процентов функциональности. Потому так или так, а кушать придется. И, в-третьих, если тебя, не дай-то Бог! угораздит подставиться под ружье и наотстрел потерять свое бесценное зрение! считай, впереди – уйма времени подумать… если останется чем!..
– Да, частичная потеря мозга… – начал было я.
– Головного – никак не скажется на умственных способностях, спинного – на двигательных, – тотчас подхватила она.
– Болевые ощущения?
– Полный букет.
– Черт… – кажется, вырвалось само собой. – НЕ СКАЖЕТСЯ, значит?!
– Свое тело надобно беречь, милый, – изящная ручка ее скользнула по округлостям грудей вниз на живот и дальше, в промежность. Язык одним томным движением возбудил сочные губки. Красиво, ничего не скажешь! и сексуально. Даже СЛИШКОМ сексуально!! Я исподволь рассмеялся. – Никто не хочет лепить из тебя демона…
Веки ее медленно-медленно опустились, голова запрокинулась назад, рука то поднималась, то опускалась меж раздвинутых бедер, а сквозь – и как это я раньше не заметил! – полупрозрачную ткань платья выступили аппетитнейшие формы…
– По правилам нашей игры…
(обожаю своего собеседника!! Мало кто смог бы столь изящно вести дела! О, скольких усилий мне стоило обуздать свою взбесившуюся плоть, дабы сохранить равнодушную мину)
– …ты должен оставаться человеком.
Наконец!! Похотливую дымку снесло одним махом!.. Мои зрачки сузились, глаза превратились в две узкие щелочки.
– Правила? Могу я ознакомиться?.. – кажется, голос не дрогнул.
– Конечно, милый…
Прикосновение влажных губ буквально обожгло колени! Да, да, именно, тех самых губ!.. Шаловливые пальчики стаей огненных псов пробежали по ребрам и позвоночнику, в конце пути зализывая насмерть мой многострадальный копчик… Идеальные груди заслонили вид.
(при этом безобразии на стол (краем уха) шлепнулась небольшая (судя по звуку) стопка бумаги)

Несколько утомительно долгих секунд я просто НЕ МОГ шевелиться!..
Она что-то шептала, оплавляя жарким дыханием мое ухо... (колени промокли насквозь)
Черт! засуньте небольшую (килотонн с десяток) ядерную бомбочку себе в кишки и нажмите на кнопку – уверяю, вы насладитесь лишь жалкой пародией того, что ощутила каждая клеточка моего бренного тела!!

И результат превзошел ожидания…
(скажу по чести, с тех пор соседи со мной не здороваются: конечно, кому охота просыпаться в субботу, да с восходом солнца, да под дикий хохот какого-то там придурка…)
Медленно сползая на пол, так, что ей пришлось встать на ноги, я, почти умирая, проквакал:
– Прос…сти, я…не не с…могу перес…пать с муж…мужиком!..
Кажется, подействовало – она даже слегка улыбнулась. На меня-то подействовало точно: теперь я не воспринимал его как женщину, однако облик мой гость менять явно не собирался. Вместо этого он сел за стол, туда, где и сидел вначале нашего разговора, зажег давным-давно погасшую сигарету, глотнул кофе. В общем, расслабился…
– Я пойду, переоденусь, если Вы не против? – он кивнул. Процедура заняла минуту. За окном бушевал рассвет.
Вернувшись на кухню, я первым делом поднял стопку отпечатанных на принтере листков «Договора». Обстановка искренне радовала своим чопорно-деловым тоном.
– Итак, приблизительно десять страниц, Times New Roman, двенадцатый шрифт, полуторный интервал… немного… немного…
– К чему условности, – хмыкнул он, попивая из кружки. – Тридцать лет, более десяти жертв... признайся, цифра вполне реальная… высокий рейтинг на телевидении, ну там «ищут пожарные, ищет милиция», причем «ищут везде и не могут найти»… Как результат – пухленький томик «Пособие для начинающих, или Как стать маньяком в домашних условиях»… Общее признание, популярность, «все счастливы, целуются, расходятся по домам»… Детали, я думаю, будет не лишним оставить на усмотрение исключительно твоего воображения. Подпись, печать.
(извините за выражение) Заказчик сего бардака смотрел на меня в упор, слегка заломив бровь. Я читал, вдумчиво, не пропуская ни одной запятой…
– «Складно, просто, легко запомнить», – процитировал я одного известного героя, поднимая глаза. Наши взгляды срослись: он с самого начала знал… правда, и я знал, что он знал…
– Могу я добавить несколько пунктов? – во взаимоотношениях не должно быть недомолвок: что хочу, то получу. На меньшее не рассчитывай.
– Валяй! – отмахнулся мой собеседник.
– Первое, сознательная метаморфоза тела, частичная, до пяти процентов от общей массы, без общей замены тканей, с функцией возврата к первоначальному состоянию… (едва заметный кивок – «согласен») Второе, мне нужен напарник. Девушка. Ее я выберу сам. (ну просто ДЬЯВОЛЬСКАЯ улыбка – «понимаю») На нее распространяются все дополнительные свойства «подопытного организма», указанные в оном Договоре, как положительные, так и отрицательные…
– Неужели ты позволишь себе мучить ни в чем не повинное дитя?! – с ехидцей…
– С ее ЛИЧНОГО согласия – да, без принуждения и обмана, – спокойно отреагировал я. Хватит с меня и насилия, и лжи. – Третье, документ заверяется в двух экземплярах. Сделай мне копию…
Буквы заметались по бумаге, обретая желаемый смысл. Два экземпляра, пункты, подпункты, место печати, подписи…
Мы пожали руки. (интересно, я ничего не упустил?..)

– Доброе утро! – это я своему отражению в зеркале. Договор лежит на столе: НЕ СОН. Выспался, весна за окном, а что еще нужно для счастья?!


20.03.2007

 

Не грусти, моя принцесса,
Не держи в груди слезу –
В душу мягко, нежно, лестно
Орды слизней поползут.
И под шепот их лелейный
Все изменится кругом:
Солнце плавно скроет тенью,
Станешь ты себе врагом.
И, скользя в печальном вальсе
По осколкам бывших мыслей,
В ум тоска запустит пальцы,
Притупляя жажду жизни.
Добрая старушка рядом,
Матеря радикулит,
Бережно проводит взглядом
Скоротечный суицид.


…02.00

***

Зима прощается, смеясь
Ручьями тающего снега.
Голубизной ликует небо,
От спячки пробуждая нас.
Ни днем, ни ночью нет покоя
От суеты весенних грез.
Хоть сердца лик давно замерз,
Оков холодных пала «Троя».
Расцвел души колючий куст,
И разум расправляет плечи.
Луна безмолвно сон калечит.
Слова слезами льются с уст:
«Святая, ты – мой идеал!
Богами созданная нимфа!...»
Но вот беда, пропала рифма,
«Любимой» так и не назвал…


03.03.00

***

НЕУПОКОЕННОЕ


Улыбкой мертвого скелета
Ты «засветилась» в темноте;
Кроваво-отраженным светом
Буркала предвещали смерть.
Ошибочка, – я мертв. Неделю.
Нет, месяц. год… «эн»-надцать лет?
Ты прошептала, мол, не верю;
Втянула запаха ответ.
Не помнишь? Ты меня убила.
…когда-то…в прошлом…далеко…
…тогда…давно…была любима…

Открыла памяти альбом?
Растеряна. Прошло двенадцать;
Двенадцать лет тому назад.
Ну, что полезла обниматься,
«Прости, любимый…» повторять?..
Тебя нашел я. Время лечит.
Любил. Люблю. Любя, простил.
(обняв костяшками за плечи)
ОН (Зомби) + ОНА (Вампир)…


5.04.2001.

***

СЕБЕ


Кто ты? из плоти и крови.
Лета героев ушли;
Мифы сокрыли Дракона;
Дева почит в забытьи;
Рыцарь пылится в обложке.
Он – вымирающий вид;
Путь его длинен и сложен;
Финиш – холодный гранит.

Просто ли быть человеком?
Глупый, ненужный вопрос.
Разве кто думал об этом
Не мимолетно, всерьез?


9.04.2001.

***

ПОСЛЕСЛОВИЕ


В краю глухом, пустынном и далеком,
Где пенится бурливая река
Среди камней, в ущелии глубоком.
На гребне диких, неприступных скал
Воссоздан хрупкой девичьей рукою
Из хрусталя непозабытых слез
Во имя абсолютного покоя
Тысячелетья дремлет замок Грез.
Его витые башни молчаливы.
Оконца слепы в солнечных лучах.
И, ежели сказания правдивы,
В его утробе приютился страх:
Зловещий призрак мертвого героя,
Объявший камень трупною рукой.
Глазами утопая в небосводе,
На крае бездны он обрел покой…
Когда-то, истекающего кровью,
Настиг его о помощи призыв.
Десятки миль в забытый край безмолвья
Он пробирался из последних сил.
По трупам гадких, мерзостных созданий,
Зеленой жиже расчлененных тел
Он шел один к вершине мирозданья.
Он шел туда, куда никто не смел.
Дорога извивалась под ногами,
Меч затупился, поржавел доспех.
Отмеченный кровавыми следами,
Последний путь закончился у стен.
Не претендуя на святых одежды,
Палач, убийца, хладнокровный зверь,
Проклятый миром, изгнанный в легенды,
Он постучался в маленькую дверь.

…на протяжении веков молва не помнит,
чтоб на стенах был обозначен вход…


Она открылась мягко и безмолвно,
Впустив его под свой хрустальный свод…
Среди прозрачно призрачных иллюзий
Замысловатых радужных зеркал,
Переплетенных лабиринтом кружев,
Тот странный голос вновь его позвал
К безжизненному мраморному телу,
Укрытому хрустальной скорлупой…
Сложив клинок, он преклонил колено.
Из многих ран пульсировала кровь…
Ее прекрасное лицо к земле клонилось.
Блистая словно крохотный алмаз,
Слезинка одинокая застыла
На уголке ее бездонных глаз.
Избравшая мучение забвенья,
Покоясь в лапах пустоты святой,
Она жила на грани сновиденья…
Разгладив ее волосы рукой,

…и, одиночество до капли выпивая, –
как на сей счет преданья говорят, –
ожившая слеза в его ладонь упала…


Он улыбнулся, встретив ее взгляд.

Не место здесь счастливому финалу.
Так обойдемся же без лишних слов…
Прикосновением лишив ее страданий
Ценою своей жизни, он ушел…


11.04.2005.

***

Не бойся никого и ничего!
Иди вперед, не ведая преграды!
Не жаждай благодарности, награды!
Всегда есть выбор между трех дорог:
Пойдешь налево – друга потеряешь.
Направо – попрощаешься с собой.
(Еще стоишь в раздумье, выбираешь?)
Шагнешь вперед – и встретишься с Судьбой.
В жестоком поединке вы сольетесь.
Никто не вправе будет отступать.
Взлетите ввысь и… вместе разобьетесь,
Чтобы подняться и взлететь опять.


28.10.03.

***

Пусть Новый год не будет мимолетной
Снежинкой белой, таящей в руке.
По уходящей вдаль Stairway to Heaven*
Шагай уверенной походкой, налегке.
Оставив в прошлом груз воспоминаний,
Утраты, боль и горечь позади.
Расправив ангельские крылья за плечами,
Смотря с улыбкой в «То, Что Впереди…»

Пусть заново ты рухнешь на колени,
И встанешь, и пойдешь, и рухнешь вновь.
Не забывай одно: Ты рядом с теми,
Кому не чужды твоя Дружба и Любовь…


22.12.03.
* – «Лестница в Небо»

***

Застенчивы влюбленные порой,
Скрывая чувства равнодушной маской:
Одним любовь покажется игрой,
Другим – волшебной детской сказкой.
Кто-то хранит ее у сердца, под замком,
Боясь насмешек, – вдруг увидят люди.
А кто-то с нею вовсе не знаком…
Да будут счастливы все, кто любим и любит!..

***

Стеклянный шарик отражает свечи,
Камин и елку в радужных гирляндах.
Сегодня волшебством пропитан вечер.
Любовь трепещет в маленьких лампадах.
А за окошком снег ложится белый –
Белее белого, белее сотен звезд!..
Он под ноги ковер чудес застелет,
Узором нить судьбы переплетет.
И, может быть, укажет направленье
Куда ушла заветная мечта…
Желаю, чтоб сбывались сновиденья!..
Всегда. И не за деньги – просто так!..


29.12.05.

 



Используются технологии uCoz